«Исчезнувшие, но не забытые…»

По многочисленным просьбам наших читателей продолжаем публикацию материалов, подготовленных Межпоселенческой библиотекой им. М.А. Ульянова под рубрикой «Исчезнувшие, но не забытые…». Специалисты продолжают сбор материалов о населённых пунктах, которые со временем исчезли с карты Муромцевского района, но для кого-то это был очень дорогой уголок на земле, откуда пошёл их род, их корни, с чем связана история отдельных семейных династий.

С нами поделилась историей своей семьи Юлия Кузина. Мы в свою очередь предлагаем только отрывок из этих воспоминаний. Рассказ целиком будет опубликован в книге «Народная летопись исчезнувших деревень Муромцевского района».

«История моей семьи связана с деревней Бекмес, — рассказывает Ю. Кузина. — В ней жили мои прадеды по линии мамы. В ней родились, долгое время жили, поженились и родили первых двоих детей мои дедушка и бабушка, Поторокин Иван Ефимович (1906) и Ананьева Анна Прокопьевна (1910). Их предки переселились в Сибирь и обосновались в Бекмесе. «А мы уже родилися у Сибири», — так говорила бабушка.

Откуда точно переселились Поторокины, мне неизвестно, а прадед, Ананьев Прокопий, переселился со своей семьей в Сибирь из белорусской деревни Шандры Веречской волости Городокского уезда Витебской области примерно между 1882-м (год рождения сына Петра, родившегося в Шандрах) и 1910-м (год рождения моей бабушки Анны, родившейся в Бекмесе). Сейчас это территория Беларуси.

Как семья переезжала, как обустраивались на новом месте, бабушка никогда не рассказывала, а может и не знала. Она родилась в 1910 году, и на ее памяти было то, что в Бекмесе у ее отца был очень хороший, крепкий дом, крепкое хозяйство, был свой маслобойный завод (делали масло подсолнечное, льняное), имелась разная техника: косилки, сеялка, молотилка, была своя пасека. Деньги в семье были, но отец их все пускал на хозяйство, лошадей и прочее. Дочерям, девушкам, нужно было одеваться, а обновки приходилось выпрашивать.

Все это добро было нажито постоянным трудом. Семья была многодетная, и все с детства привыкали к нелегкому труду. Держали много скота. Сажали очень много картошки, сами вручную ее убирали, сами возделывали землю, сеяли, жали зерновые, мяли лён. Зимой, как рассказывала бабушка, даже девочки ездили с отцом в лес за сеном, заготавливали дрова. Умели все делать своими руками: бабушка и пряла, и ткала, и вязала, и шила, и вышивала. В доме всегда всё украшалось, на кровати у нее были вышитые наволочки, подзоры, на полу коврики, сделанные своими руками, на окнах обязательно много цветущих гераней, в доме был также большой фикус и бабушкины любимые цветы фуксии. Она говорила, что у нее рука легкая на цветы, как и у ее матери, и что в родительском доме в Бекмесе тоже было очень много цветов.

О семье она говорила так: «Семья у матери была.. тринадцать нас было душ. Тринадцать детей было у матери. И еты дети кто помер, кого на войны убили…». Я знаю только о девятерых детях.

Два старших брата призывались из Бекмеса в царскую армию на срочную службу, а потом еще и на фронт в Первую мировую войну.

Бабушка рассказывала со слов своей матери, что когда та родила её, то и у старшего сына родился первый ребенок. И мать прятала маленькую Анну за подушки, когда сын с семьей приходил в гости, так как ей было стыдно, что она родила в таком возрасте, одновременно со снохой.

В школу моя бабушка не ходила, была совершенно неграмотная, не умела ни читать, ни писать, и так и не научилась.

О своей юности, проведенной в Бекмесе, бабушка рассказывала, что по характеру она была такая дохожая, бедовая, веселая, как она говорила – «артельная», любила гулянья, вечерки. Молодежь гуляла на краю села — гармошка, танцы, а бабушку не пускали из-за старшей сестры Веры. Сестра была молчаливая, тихая, никуда ходить не хотела, сидела дома. А тогда было не принято выходить младшей сестре замуж раньше, чем выдадут старшую, а Веру всё никак «в замуж» не брали. И Анну, мою бабушку родители на эти гулянья не пускали.

С ее слов: «А я тогда что — у вокно вылезу, защелку открою и оставлю, а ночью прихожу и у вокно влезу. Мать догледелась и ой как ругала, не пускала. А тогда я опять догледелась, что у сенях досточка отходит на потолок, отодвигала ее, а с крыши лестница долой, я по лестнице возьму да убегу, а потом приду, через крышу в дом влезу и спать лягу». Но и про эти ее побеги родители узнали и очень ругали ее.

По словам моей мамы Зинаиды, бабушка ей рассказывала, что на этих гуляньях она познакомилась с парнем и он ей «глянулся», он приезжал из деревни Коршуновки и даже подарил ей колечко, обещал, что приедет свататься. Но тогда родителям не понравилось, что жених был из другой деревни. Да и её бы не выдали раньше старшей сестры. И его родители тоже были против и женили его на девушке из своей деревни.

«А я потом за Ивана пойшла», — слова бабушки. Моей маме рассказывала, что, бывало, так Ивана своего ревновала, что «молнии летали». Был случай, соперницу зимой у колодца ледяной водой из бадьи облила. Свадьба у них с Поторокиным Иваном была весной, на Красную горку, в 1930 году. Бабушке было 19 лет, деду 24 года.

Мой дедушка, Поторокин Иван Ефимович, тоже родился в Бекмесе, в 1906 году. Он имел начальное образование, умел писать и читать. Был он из бедной семьи, бабушка всегда говорила, что «голытьба, взять нечего». Он тоже все умел делать руками, сам делал упряжь для коней, умел плотничать, выполнять всю мужскую работу. После свадьбы дед привел жену в дом своей матери. Бабушка всегда говорила только о его матери, может быть, отец раньше умер. Свекровь к невестке очень хорошо относилась, жалела, старалась не будить рано, сама вставала пекла хлеб, помогала с родившимися внуками. Бабушка ее всегда вспоминала добрым словом. Из рассказов бабушки о жизни в то время, «…жить было очень тяжело. Облагали налогами, а платить их было нечем. Квитанции складывала на божницу (угол с иконами), а приносящим говорила: «Пусть бог заплатит»…